МКУК "Карабулакская городская библиотека"

22 января 1904 года родился самый, пожалуй, известный детский писатель СССР, чьи книги могут показаться нынешним родителям совсем не детскими — но это лишь на первый взгляд

В день рождения Аркадия Гайдара невольно задумываешься, что кроме его книг и «Двух капитанов» Каверина, трудно припомнить в нашей литературе что-то в приключенческом жанре. Что для всех приключения, для многих «серьезных» деятелей, радеющих о молодом поколении, — «авантюризм». «Не надо никаких приключений, главное — чтобы слушались». Эти люди словно забыли, что самое большое коварство дьявола — притвориться, что его нет.

Ну хорошо! Есть весьма похожий по содержанию, но с куда более спокойным и приятным «строгому» уху жанр: «роман воспитания», и определение жанра пришло к нам из дисциплинированной Германии. Если быть детально точным, Bildungsroman — скорее, роман формирования личности. Но оставим как есть. Успокоим на время «деятелей», которым хлеба не надо (впрочем, это вопрос весьма спорный) — а дай кого-то воспитывать. Наставлять, запрещать, при каждом удобном случае вопрошая, возведя очи горе: «Ну где твоя совесть?», а если что — в угол ставить и нудить при случае: «Я же говорил!» Увы — воспитание у нас чаще всего выглядит именно так.
При этом ассортимент широк: от книжек с приторным ароматом до полного «шугар фри». И среди этого — без всякой иронии или сарказма — литературного богатства совершенно особняком стоят две книги одного автора. И обе вполне подпадают и под определение «романа воспитания».
Две книги о разном времени
Аркадий Гайдар своей собственной, невыдуманной биографией затмил фантастического и приключенческого Дика Сенда. Пятнадцатилетний случайный капитан — чушь собачья по сравнению с семнадцатилетним командиром полка. А пятнадцатилетний командир боевой роты, в которой сотне солдат по тридцать-сорок лет, где нет ни детей, ни женщин, ни кабинетных «ботаников» — это и посерьезнее будет. Повесть «Школа» — которая, несмотря на небольшой объем, вполне может быть названа романом — притягивает к себе читающих мальчишек прежде всего несомненной подлинностью описанного. Это полностью авторская заслуга — и о самых настоящих событиях можно наплескать в любую книгу ведра вранья. И это не списанная с собственной жизни повесть — судьба самого Гайдара была сложнее и драматичнее. Но никто ни разу не усомнился в подлинности описанной в «Школе» жизни Бориса Горикова.
Пройдет семь лет после опубликования «Школы». Аркадий Петрович начнет писать новую книгу — тоже подпадающую под пресловутое определение «романа воспитания». В 1937 году он пишет в журнале «Детская литература», что заканчивает повесть «…не о войне, но о делах суровых и опасных не меньше, чем сама война». Это «Судьба барабанщика». И ее правдивость под сомнение поставить невозможно, но она уже совсем о другом. Несмотря на все формальные уступки тогдашним менторам от литературы и не только — это книга о мальчике, который оказался один против всех. Да она и словно написана в другой стране. Хотя нам ли удивляться, как за несколько лет может все измениться.
Вехи и знаки
В любой определяющейся судьбе есть свои символы, знаки, особые символические предметы и отделяющие юношество от взрослой жизни поступки. Поступки эти могут быть разными: лакировщики советской литературы и взрослым-то героям не давали сделать что-то «этакое». Советский читатель (сейчас «лакировщик» говорит безапелляционным голосом «российская молодежь») просто не мог связаться с подозрительной компанией, нарушать дисциплину и общепринятые правила, а уж сбежать из дому, бросить школу? Да вы что!
Но Борис Гориков бежит из дома, не желая расставаться с подаренным отцом пистолетом. А затем бежит к «нежелательным» большевикам, да и отец у него расстрелян за агитацию и дезертирство. А по дороге на фронт ворует чужого гуся на пару с идеологически чуждым ему Юрием Ваальдом… «Нехорошо! — сказал бы Гайдару «серьезный деятель», — а почему он сразу не мог бы попасть на фронт, со своей частью, соблюдая дисциплину и устав… Вы что, хотите, чтобы у нас было, как у какого-нибудь Буссенара?»
Сережа из «Судьбы барабанщика» уезжает с самозваным дядей-шпионом и убийцей «стариком Яковом». А перед этим… И деньги истратил — на фотоаппарат, на пиво с хулиганами, на Нину Половцеву в парке. Горжетку мачехи старьевщику продал… «Да вы что! Вы чему хотите обучать нашу молодежь! Вы хотите, чтобы у нас было как у какого-нибудь Диккенса?»
Но «серьезные люди» считают, что Урия Гип в нашей стране не проживает, что если не рассказывать ребенку про воровство и побеги, то он и вырастет таким как надо. Да. Серьезные люди вырастили много таких, кто понял — слушайся и не высовывайся, и будут тебе сначала конфетки, потом монетки, потом уже совсем взрослые «призы»…
Особые вещи и особые поступки
У кого из мальчишек нет таких «особых» предметов? Нож, компас, фонарик… Его сын Тимур Аркадьевич вспоминает: «Своим маленьким друзьям он делал иногда настоящие мужские подарки, вещи, которые с удовольствием покупал и для себя: компас со светящимся циферблатом, перочинный нож с несколькими лезвиями. Учил обращаться с оружием. Не мог равнодушно пройти мимо тира. Отлично стрелял сам и насыпал ребятишкам свинцовые пульки для духового ружья, после которых ладони оставались восхитительно черными».
Борис Гориков бережет и ценит свой пистолет, который по незнанию еще называет «револьвером», потому что это подарок отца. Ну и еще его собственные слова: «…еще потому любил я маузер, что всегда испытывал какое-то приятное волнение и гордость, когда чувствовал его с собой».
Сережа, обнаружив обнаруженный в квартире пистолет нового мужа мачехи, совсем им не очарован:
«Выдернул ящик, приподнял газетную бумагу и увидел черный, тускло поблескивающий от смазки боевой браунинг. Я вынул его — он был холодный, будто только что с ледника. На левой половине его рубчатой рукоятки небольшой кусочек был выщерблен. Я вынул обойму; в ней было шесть патронов, седьмого недоставало. Я положил браунинг на полотенце и стал перерывать ящик. Никаких денег там не было. Злоба и отчаяние охватили меня разом. Полдня я старался, бился, потратил столько драгоценного времени — и нашел совсем не то, что мне было надо».
И только хлебнув горя, увидев настоящие последствия своих ошибок, поняв, что есть у него настоящие враги, понимает юный человек:
«Могут выругать и простить человека за потерянный документ. Без лишних слов вычтут потерянные деньги. Но никогда не простят и не забудут человеку, что он не смог сберечь боевое оружие! Оно не продается и не покупается. Его нельзя сработать поддельным, как документ, или даже фальшивым, как деньги. Оно всегда суровое, грозное и настоящее».
Советская война
Оба героя двух главных повестей Гайдара совершают поступки, от которых каждый из нас хотел бы любой ценой оградить своих детей.
Борис убивает почти что сверстника своего, Юрия Ваальда. «Все, что происходило в моей жизни раньше, было в сущности похоже на игру, даже побег из дома, даже учеба в боевой дружине со славными сормовцами, даже вчерашнее шатанье по лесу, а это уже всерьез. И страшно стало мне, пятнадцатилетнему мальчугану, в черном лесу рядом с по-настоящему убитым мною человеком…»
Ведь сначала выбор этот не был полностью самостоятельным, перед самим собой твердо обоснованным: «Я ушел воевать за «светлое царство социализма». Царство это было где-то далеко; чтобы достичь его, надо было пройти много трудных дорог и сломать много тяжелых препятствий. Белые были главной преградой на этом пути, и, уходя в армию, я еще не мог ненавидеть белых так, как ненавидел их шахтер Малыгин или Шебалов и десятки других, не только боровшихся за будущее, но и сводивших счеты за тяжелое прошлое». И только пережитое на войне, в настоящих боях плечом к плечу с новыми товарищами — которые уже были взрослыми людьми — сделало выбор осознанным: «…атмосфера разбушевавшейся ненависти, рассказы о прошлом, которого я не знал, неотплаченные обиды, накопленные веками, разожгли постепенно и меня, как горящие уголья раскаляют случайно попавший в золу железный гвоздь. И через эту глубокую чужую ненависть далекие огни «светлого царства социализма» засияли еще заманчивее и ярче».
Немирный мир
О герое «Школы» Гайдар писал, что это «обыкновенная биография в необыкновенное время». Действие «Судьбы барабанщика» происходит во время вроде бы мирное, но уж точно необыкновенное. «…тревога — неясная, непонятная — прочно поселилась с той поры в нашей квартире. То она возникала вместе с неожиданным телефонным звонком, то стучалась в дверь по ночам под видом почтальона или случайно запоздавшего гостя, то пряталась в уголках глаз вернувшегося с работы отца. И я эту тревогу видел и чувствовал, но мне говорили, что ничего нет, что просто отец устал». Вот ведь вопрос: настало ли в советской стране «обыкновенное время»?
Но ведь долго он колесит со своим «дядей Васей» и этим убийцей «стариком Яковом» по стране, считает его добрым, умным человеком, который пытается ему помочь. А когда приходит к нему понимание, куда завели его обстоятельства и собственная беспечность, настает и время взросления:
«Теперь хорошо! Пусть уйдут эти страшные люди. Мне их не надо… Уходите далеко прочь! Я один! Я сам!»
«Как уйдут? — строго спросил меня кто-то изнутри. — А разве можно, чтобы бандиты и шпионы на твоих глазах уходили, куда им угодно?»
«Выпрямляйся, барабанщик! — повторил мне тот же голос. — Выпрямляйся, пока не поздно». И подняв браунинг, мальчик безошибочно находит ему применение.
О временах «советских обыкновенных»
Но в самом деле: мир вокруг нас меняется. Убийство в мире нормальном — преступление. И в условиях времени «обыкновенного» нужно ли вообще человеку оружие? Очень бы хотелось, чтобы не было нужно.
На смену героям Гайдара пришли герои Гладилина и Аксенова, два Виктора, Подгурский и Денисов. Оказалось, в мирной жизни тоже есть место и опасности, и тяжелому труду, и даже приключениям. Но «серьезные люди» поспешили отказать молодым в праве быть серьезными, обороняя свою монополию. Досталось и «Юности» Валентина Катаева — кстати, тоже автора «романа-воспитания» «Белеет парус одинокий». Юности строго сказали: «Делай, что говорят и как говорят». И осталось светлому царству социализма жить — лет сорок…