Единственная Надежда поэта. Она разделила с Осипом Мандельштамом и его триумф, и его трагедию.
"Я для тебя буду жить!.." Так в самом первом письме к будущей жене Наде написал поэт Осип Мандельштам. А она в последнем и уже неотправленном письме ему буквально прокричит: "Ося, родной!.. Не знаю, жив ли ты. Услышишь ли меня... Это я - Надя. Где ты?.."
1 февраля 1939 года посылка во Владивостокский пересыльный пункт НКВД неожиданно вернулась. Обычная посылка: сало, сгущенное какао, сухие фрукты. "Меня, - вспомнит сквозь годы Надя Мандельштам, - вызвали повесткой в почтовое отделение у Никитских... Вернули посылку. "За смертью адресата", - сообщила почтовая барышня".
Так она узнает о смерти мужа. Но вот совпадение - именно в этот день газеты напечатали первый список писателей СССР, награжденных властью. 102 фамилии! Чохом! И если Надя, волоча домой ненужную уже посылку, не видела из-за слез дороги, то в десятках домов Москвы в тот день тоже плакали. Только от счастья. Обмывали награды на тугих скатертях, на газетах в общежитиях, чокались за Сталина, кричали "ура" и снова плакали. Не прятали слез и вожди писателей: Фадеев, Павленко, Ставский. А когда Фадеев и Павленко уже цепляли к пиджакам ордена Ленина, а Ставский - "Знак Почета", тело поэта, провалявшееся у барака четыре дня, лагерные уголовники как раз затаптывали, утрамбовывали ногами в неглубоком лагерном рве...
Лишь через полвека мы узнаем - Мандельштам умер в лагерной бане, не успев одеться. "Он сделал шага три-четыре, - запомнит очевидец, - поднял высоко, гордо голову, сделал длинный вздох и рухнул лицом вниз. Кто-то сказал: "Готов"...
Так, пройдя все круги советского ада, умер великий русский поэт, кого, кстати, пророчески назвали однажды, представьте, современным Вергилием. Но Надя всего этого не узнает. У нее от того дня останется написанное, но еще неотправленное письмо: "Ося, родной! Пишу в пространство... Это я - Надя. Где ты?.."
"Я для тебя буду жить!.." Так в самом первом письме к будущей жене Наде написал поэт Осип Мандельштам. А она в последнем и уже неотправленном письме ему буквально прокричит: "Ося, родной!.. Не знаю, жив ли ты. Услышишь ли меня... Это я - Надя. Где ты?.."
Последняя посылка
1 февраля 1939 года посылка во Владивостокский пересыльный пункт НКВД неожиданно вернулась. Обычная посылка: сало, сгущенное какао, сухие фрукты. "Меня, - вспомнит сквозь годы Надя Мандельштам, - вызвали повесткой в почтовое отделение у Никитских... Вернули посылку. "За смертью адресата", - сообщила почтовая барышня".
Так она узнает о смерти мужа. Но вот совпадение - именно в этот день газеты напечатали первый список писателей СССР, награжденных властью. 102 фамилии! Чохом! И если Надя, волоча домой ненужную уже посылку, не видела из-за слез дороги, то в десятках домов Москвы в тот день тоже плакали. Только от счастья. Обмывали награды на тугих скатертях, на газетах в общежитиях, чокались за Сталина, кричали "ура" и снова плакали. Не прятали слез и вожди писателей: Фадеев, Павленко, Ставский. А когда Фадеев и Павленко уже цепляли к пиджакам ордена Ленина, а Ставский - "Знак Почета", тело поэта, провалявшееся у барака четыре дня, лагерные уголовники как раз затаптывали, утрамбовывали ногами в неглубоком лагерном рве...
Лишь через полвека мы узнаем - Мандельштам умер в лагерной бане, не успев одеться. "Он сделал шага три-четыре, - запомнит очевидец, - поднял высоко, гордо голову, сделал длинный вздох и рухнул лицом вниз. Кто-то сказал: "Готов"...
Так, пройдя все круги советского ада, умер великий русский поэт, кого, кстати, пророчески назвали однажды, представьте, современным Вергилием. Но Надя всего этого не узнает. У нее от того дня останется написанное, но еще неотправленное письмо: "Ося, родной! Пишу в пространство... Это я - Надя. Где ты?.."
Два грошовых колечка
Их любовь началась на юге. Смешно, но когда до Петрограда докатилась весть, что в Киеве Мандельштам женился, то все (и подруги, и друзья-поэты) переполошились. Да еще как! Чуковскому, ехавшему в Москву, поручили убедиться: женат ли Осип? И тот, вернувшись, как-то странно сказал: "Да, женат!" А на вопросы: кто она, какая, как выглядит - пожал плечами и едва нашелся: "Что ж! - прошептал. - Все-таки женщина!.."
Надя Хазина, избранница поэта, была, увы, некрасива. "Резко выдающиеся вперед зубы, огромный рот, крючковатый нос и кривоногость..." - напишет потом Эмма Герштейн, близкая знакомая их.
Как Эдуард Бабаев спас рукописи Осипа Мандельштама
"Это произошло само собой, - бесстыдно скажет потом. - Нам нечего было терять". Ему 28, ей 19. Он известный поэт, легкомысленный, как птица, она, с которой "все смешно, просто и глупо" - художница из табунка одной киевской авангардистки. Познакомились в киевском подвальчике по имени ХЛАМ (художники, литераторы, артисты, музыканты) на дне рождения Дейча, поэта. Тот занес в дневник: "Пошли с Верой Юреневой в ХЛАМ. Составили столики, присоединились Тычина, Терапиано, Г. Нарбут, Н. Хазина, И. Эренбург... Неожиданно вошел Мандельштам. Представился: "Мандельштам приветствует прекрасных киевлянок (поклон в сторону Нади)". Потом читал стихи и, вскидывая ресницы-зарницы, смотрел лишь на Надю.
В ту ночь они и сошлись, легко и бездумно. Под утро Надя скажет: им хватит и двух недель, "лишь бы без переживаний". Но спустя не две, три недели тот же Дейч, сидя в польской кофейне, записал: "Появилась явно влюбленная пара - Надя Х. и О.М. Она с большим букетом водяных лилий, видно, были на днепровских затонах".
Вот в эти три недели поэт и сумел объяснить ей: их встреча - не случайность. "Я очень смеялась его словам", - скажет она. Смеялась зря, ибо там же, в Киеве, с двух синих колечек за два гроша, купленных на толчке, и с круглой, безобразной, но безумно нравящейся ей гребенки с надписью "Спаси тебя Бог", заменившей ей свадебный подарок, и началась недолгая, увы, жизнь двух "глиняных голубков".
Это ее слова...