МКУК "Карабулакская городская библиотека"

Хотя Георгий Демидов относится к той же группе создателей лагерной прозы, что и Шаламов с Солженицыным, его произведения у нас известны куда меньше «Колымских рассказов» или «Одного дня Ивана Денисовича». Только сейчас начало выходить первое собрание его сочинений, задуманное шеститомным, — хотя и неизвестно, будет ли этот проект продолжен в нынешних условиях.  О рассказах, объединенных под общим названием «Чудная планета», и о нелегкой судьбе их автора — Донкихота, прошедшего через ГУЛАГ, читайте в материале Никиты Елисеева.
Георгий Демидов. Собрание сочинений в шести томах. Т 1. Чудная планета: рассказы. М.: Издательская программа Музея истории ГУЛАГа и Фонда Памяти; СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2021. Под общей редакцией Валентины Демидовой. Вступительная статья Романа Романова, Дмитрия Быкова. Послесловие Татьяны Полянской, Мариэтты Чудаковой. Содержание Конечно, «теперь тебе не до стихов (рассказов, повестей, романов. — Н. Е.), о слово русское, родное» (Тютчев). Но: издательство Ивана Лимбаха выпустило в свет великую книгу, которую надо прочесть всем. Неважно: понравится она или не понравится. Важно прочесть. «Война и мир» и «Преступление и наказание» тоже не всем нравятся.

К сожалению.  Мало кто в России знает, кто такой Георгий Демидов (а надо бы, чтобы каждая собака знала, как писал по другому поводу Венедикт Ерофеев). Георгию Демидову Варлам Шаламов, пересекшийся с ним во время лагерной своей одиссеи, посвятил один из самых сильных рассказов — «Житие инженера Кипреева». Это один из немногих рассказов Шаламова, где главный герой оказывается не сломлен лагерем.

В 1960-е годы Шаламов и Демидов дружили, переписывались. Потом поссорились. Резко. Принципиально. С взаимными личными оскорблениями, одинаково (с обеих сторон) несправедливыми. Но ведь — кто не слеп, тот видит — два этих великих писателя стояли на диаметрально противоположных позициях. Вообще-то непримиримых. В предисловии к книге Дмитрия Быкова («Потому и жива надежда, мать дураков») верно замечено, что в лагерной литературе есть четыре мощных, мирового уровня писателя (располагаю по алфавиту): Георгий Демидов, Юрий Домбровский, Александр Солженицын и Варлам Шаламов. Оговорюсь и уточню верное замечание поэта: наверняка в этой литературе были и еще писатели такого же уровня — об одном из них (Игоре Стине) есть рассказ Георгия Демидова «Писатель», — но рукописи не горят, только если их не жгут. Тому свидетельство (как ни странно) судьба Демидова и его отстуканных на машинке текстов. Виктор Топоров как-то заметил, что под гром постмодернистских рассуждений о «смерти автора» сделалось незаметно, что именно сейчас автор (его биография, жизнь и судьба) не менее важен, чем его произведения. Биография автора именно сейчас становится таким же его произведением, как и его рассказы, повести, романы или стихи. Вот вкратце биография Георгия Георгиевича Демидова (1908—1987).  Шаламов был несколько неточен, когда назвал своего тогдашнего друга, выведенного в рассказе под фамилией Кипреев, инженером. Инженером Демидов стал вынужденно. Он — физик, ученый. Все тот же Дмитрий Быков обращает внимание на научность прозы Демидова, аналитичность, дотошность, объективность. Словно перед нами отчет о жутком эксперименте, в который помимо своей воли включен отчитывающийся. Демидов учился на физико-химическом факультете Харьковского университета.  Лев Ландау забрал его с третьего курса в Украинский физико-технический институт (знаменитый тогда УФТИ, где в это время работали и иностранные ученые) со словами: «Нечего тебе там (в университете. — Н. Е.) делать». Под руководством Ландау Демидов защитил кандидатскую диссертацию.  В 1937—1938 годах УФТИ был разгромлен органами госбезопасности.  В число репрессированных ученых (частью расстрелянных, частью отправленных в лагеря) попал и Георгий Демидов. Он был отправлен на Колыму. Работал в шахтах, на лесоповале, на строительстве дорог, несколько раз «доходил», несколько раз обмораживался до полусмерти. Вероятно, он бы так и погиб, как герой его рассказа «Интеллектуал (Признак Коши)», если бы не... ленд-лиз. В конце войны в колымские шахты по ленд-лизу прибыло самоновейшее электроламповое оборудование. Разумеется, с инструкциями, разумеется, на английском языке. Физик Демидов устанавливал и обслуживал это оборудование. Он знал и английский язык, и технические термины. Мог разобраться. Так же хорошо он разобрался в безудержном воровстве лагерной обслуги. Попытался его пресечь, что было, конечно, донкихотством. Недаром короткая, но информативная вступительная статья Романа Романова называется: «Философский смысл донкихотства Георгия Демидова». Демидов не мог не знать, что у того, кому он пишет докладные о пропаже американских лампочек, в квартире сияет электрическое солнце. Да тут еще на торжественном вечере, где премировали передовиков производства, вернул американский костюм поздравлявшим его со словами: «Я американские обноски носить не буду» (а вся лагерная элита сплошь в этих «обносках»). А еще не держал язык за зубами, в бараке «издевался над советской демократией и превозносил достоинства англо-американской» (сейчас бы сказали англо-саксонской).